Аннотация. Статья посвящена изучению рождественских рассказов А.П. Чехова. На материале текстов «В рождественскую ночь» и «Ванька» рассматриваются особенности трансформации жанра в творчестве писателя. Автор статьи приходит к выводу о решительных отличиях текстов Чехова от образцов рождественского рассказа в литературе XIX века, что выражается в отсутствии рождественского чуда, обмане читательских ожиданий и авторском переосмыслении «вечных» образов.

Ключевые слова: А.П. Чехов, проза, рождественский рассказ, «В рождественскую ночь», «Ванька».

Рождество испокон веков было значимым событием в жизни народа. Праздники, пришедшие из глубокой древности как «очень важная первичная форма человеческой культуры» [1, c. 13] не только удовлетворяли потребности в развлечениях, но и играли существенную роль в формировании мировоззрения русского человека.

Жанр рождественского рассказа относится к календарной литературе. Наиболее удачно определение календарной литературе дала Я.О. Козлова: «Под термином «календарная словесность» мы понимаем произведения, обладающие определенным сюжетным наполнением и приуроченные к конкретному времени года или празднику. В большинстве случаев календарная словесность коррелирует с народным сельскохозяйственным календарем, однако в период расцвета жанра существовали и другие календарные системы» [2, с. 105]. Таким образом, календарная словесность обязательно связана с одним из церковных праздников.

Календарные рассказы приобрели особую популярность на рубеже XIX-XX вв.: публиковались в журналах и газетах – еженедельных изданиях с относительно небольшим тиражом. А.П. Чехов, работавший в газетах в 1880-е годы, не мог обойти стороной этот жанр, однако предложил новое осмысление рождественских рассказов.

Жанр рождественского рассказа возникает под влиянием европейской литературы и восходит к средневековым мистериям. Родоначальником этого жанра по праву считается Ч. Диккенс: именно он связал рождественскую и социальную тематики, а также утвердил «рождественскую философию», в которой наивысшую ценность представляли темы детства, памяти и забвения, любовь к человеку во грехе.

Рождественские рассказы имеют свои особенности: они характеризуются приуроченностью к конкретному времени – Рождеству Христову; отличаются особым сюжетом, где главный герой попадает в ситуацию духовного или материального кризиса, для разрешения которого необходимо чудо, помощь божественной силы; герой рождественских рассказов, как правило, ребенок.

Изучением темы рождественского рассказа в творчестве А.П. Чехова занимались следующие исследователи: Я.О. Козлова [2], А.С. Собенников [4], О.И. Тиманова [5], М.М. Меретукова [3].

Первый рассказ А.П. Чехова, приуроченный к Рождеству, был написан в 1883 г. и носил говорящее название «Беда за бедой». Позже он стал называться «В рождественскую ночь».

В центре повествования – история барыни Натальи Сергеевны и ее мужа помещика Литвинова. Его рыболовная артель была в море на промысле, возвращению мешала страшная непогода. Литвинов возвращается, но понимает, что жена не рада его появлению. Тогда мужчина садится в лодку, которой управляет дурачок Петруша, и судно уносит героев в бушующее море. Женский надорванный голос умоляет мужа вернуться на берег.

«И в этом «воротись», казалось ему, слышалось отчаяние <…> У Литвинова забилось сердце... Его звала жена; а тут еще на берегу в церкви зазвонили к рождественской заутрене. «Воротись!» – повторил с мольбой тот же голос. Эхо повторило это слово. Протрещали это слово льдины, взвизгнул его ветер, да и рождественский звон говорил: «Воротись».

«Едем назад!» – сказал Литвинов, дернув дурачка за рукав. Но дурачок не слышал» [6, с. 288-289]. Громадная льдина неслась навстречу лодке, не оставив героям шанса на возвращение.

Текст глубоко психологический, отражающий внутренний конфликт героев. Так, жена ждет не возвращения мужа, а его гибели. В финале желание героини сбывается, но оказывается несвоевременным.

Трагический сюжет Чехов разворачивает неожиданно для читателей: повествование предполагает, что героиня искренне ждет возвращения любимого человека. Но когда при виде его из груди женщины вырывается истошный крик, становится понятно, что ожидания читателей не оправдаются.

Однако черты жанра все же присутствуют. Например, герои рассказа («Денис и дурачок Петруша») вписываются в систему персонажей типичных рождественских рассказов. Например, изображение Петруши очень близко к традиционному образу юродивого, а образ старца Дениса предположительно восходит к русскому православному «Дионисий» (Дионисий Ареопагит – священномученик, известный как один из Апостолов от семидесяти, распространявший христианское учение). Так, обнаруживается связь чеховских героев с православными образами.

Но у рассказа Чехова больше отличий, чем сходств с рождественским текстом-образцом («Рождественская песнь в прозе» Ч. Диккенса). Чуда, как основополагающего элемента, не происходит.

Такое осмысление сюжета А.С. Собенников именует «усложнением проблемности жанра» [4, с. 42]. В тексте Чехова это выражается, во-первых, в новаторской обработке писателем религиозных образов и мотивов и, во-вторых, в их особой интерпретации.

Другой рождественский текст Чехова – рассказ «Ванька», написанный в 1886 г. На отнесенность произведения к календарной литературе указывает его приуроченность к праздничному времени: «Ванька Жуков <…> в ночь под Рождество не ложился спать» [6, с. 478], «Со звездой тут ребята не ходят и на клирос петь никого не пущают» [6, с. 480]. Также неотъемлемыми элементами праздника являются золоченый орех и поход за елкой, присутствующие в рассказе. Главным героем является ребенок, что характерно для календарной прозы.

Однако рассказ снова утрачивает главный элемент – рождественское чудо. Чехов явно дает понять, что чуда не будет, ведь письмо не дойдет до адресата.

Особый интерес представляет авторское повествование. По словам А.С. Собенникова, «в нем-то и происходит усложнение проблемности» [4, с. 43]. Рассказ от третьего лица чередуется с повествованием от первого, субъективное детское сознание смешивается с объективным взрослым. На то указывает описание дедушки: «Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами <…> Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство» [6, с. 479]. Выражение «иезуитское ехидство» тоже явно сказано взрослым, знающим о людях больше маленького мальчика. Едва ли сам Ванька мог вспомнить такое словосочетание.

Детские воспоминания главного героя нередко искажают действительность, трактуя ее по-своему: в памяти мальчика, дед – это милый старик, но в реальности – пьяница и гуляка, не особо заботящийся о детстве внука. Чехов демонстрирует два плана конфликта – детский и взрослый. Представления мальчика не совпадают с подлинной жизнью, ведь и деревенские реалии не так хороши, какими их видит маленький Ванька.

Так, мальчик вспоминает события своей жизни с несвойственной им комичностью: «Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Веселое было время!» [6, с. 481].

Другими словами, в рассказе детское видение жизни контрастирует с трагическим изображением реальности, о которой повествует рассказчик. Детский ум не в состоянии оценить всю тяжесть и безвыходность ситуации.

Если бы рассказ отвечал всем жанровым установкам, то в финале желание мальчика исполнилось чудесным образом, помощь пришла бы, мольбы были услышаны. Но этого не случается. Осуществление мечты маленького Ваньки возможно только во сне. Несомненно, описание мальчиком ужасной жизни у сапожника представляется ему полной противоположностью той прекрасной жизни с дедушкой в деревне, к которой он очень хотел бы вернуться.

Однозначно можно сказать, что письмо не доходит до дедушки, но финал остается открытым, так как предполагает несколько вариантов трактовки. Так, возможна смерть маленького Ваньки: «<...> увези меня отсюда, а то помру» [6, с. 479], «Дедушка, милый, нету никакой возможности, просто смерть одна» [6, с. 480], «А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался» [6, с. 481]. С другой стороны, можно говорить не о смерти, но о решительной невозможности осуществления встречи мальчика с дедушкой. Так, адрес «На деревню дедушке. <…> «Константину Макарычу»» [6, с. 481] не является конкретным. Письмо не дойдет до адресата, но мальчик останется жить с надеждой на чудесное воссоединение с дедушкой.

Итак, нельзя не отметить отличие рождественских рассказов Чехова от общепринятого сюжета текстов этого жанра (Ч. Диккенс «Рождественская песнь в прозе» 1843 г., Н.С. Лесков «Христос в гостях у мужика» 1881 г.).

Во-первых, в рассказах Чехова не происходит рождественского чуда. К персонажам не приходит спасение даже в один из самых главных христианских праздников.

Во-вторых, писатель не стремится оправдать читательские ожидания, прибегает к «усложнению проблемности жанра».

И, наконец, Чехов по-новому переосмысливает «старые», вечные образы, при этом делая их фоном, а не центром повествования.

Так, рождественские рассказы Чехова представляют особый интерес для исследователя. Особенности, рассмотренные на примере текстов «В рождественскую ночь» и «Ванька», свидетельствуют об особом взгляде Чехова на развитие жанра.

Genre of Christmas story in the work of A.P. Chekhov

Paramonova S.I.,
undergraduate of 2 course of the Moscow City University, Moscow

Research supervisor:
Dubinina Tatiana Gennadievna,
Associate Professor of the Department of the Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Candidate of Philological Sciences.

Annotation. The article is devoted to the study of A.P. Chekhov’s Christmas stories. Based on the material of the texts «On Christmas Night» and «Van’ka», the peculiarities of the transformation of the genre in the writer’s work are considered. The author of the article comes to the conclusion about the decisive differences between Chekhov’s texts and the samples of the Christmas story in the literature of the 19th century, which is expressed in the absence of a Christmas miracle, deception of readers’ expectations and the author’s reinterpretation of «eternal» images.
Keywords: A.P. Chekhov, prose, Christmas story, «On Christmas night», «Van’ka».


  1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1965. 545 с.
  2. Козлова Я.О. Жанр календарного рассказа в прозе А.П. Чехова: сюжет о «визитерах». // Вестник БГУ. Язык, литература, культура. 2018. № 2. С. 105-110.
  3. Меретукова М.М. К вопросу о возникновении жанра рождественского рассказа в русской литературе. // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2014. № 3. С. 112-115.
  4. Собенников А.С. Чехов и христианство: Учебное пособие. Иркутск: ФГБОУ ВПО «ИГУ», 2016. 82 с.
  5. Тиманова О.И. Жанры календарной словесности и русская литературная сказка XIX века. // Проблемы истории, филологии, культуры. 2008. № 22. (дата обращения: 02.09.2021).
  6. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем. В 30 т. М.: Наука, 1974-1983.
  1. Bakhtin M.M. The work of Francois Rabelais and the folk culture of the Middle Ages and the Renaissance. Moscow: Fiction, 1965. 545 pages.
  2. Kozlova Ya.O. Genre of calendar story in prose A.P. Chekhov: a plot about «visitors». // Bulletin of BSU. Language, literature, culture. 2018. № 2. Page: 105-110.
  3. Meretukova M.M. To the question of the emergence of the genre of Christmas story in Russian literature. // Bulletin of Adygea State University. Ser. Philology and Art History. Maykop, 2014. № 3. Page: 112-115.
  4. Sobennikov A.S. Chekhov and Christianity: a textbook. Irkutsk: FSBOU VPO «IGU», 2016. 82 pages.
  5. Timanova O.I. Genres of calendar literature and Russian literary fairy tale of the XIX century. // Problems of history, philology, culture. 2008. № 22. (date of the address: 02.09.2021).
  6. Chekhov A.P. Complete collection of works and letters. In 30 vol. Moscow: Science, 1974-1983.