Аннотация. В статье рассмотрено этнокультурное пространство прозы Руфи Зерновой. Затронуты темы гражданской войны в Испании, эвакуации испанских детей. Проанализированы художественные образы, исторический контекст, а также реакция на данную проблему писателей в произведениях XX века.

Ключевые слова: дети Испании, Руфь Зернова, гражданская война в Испании, эвакуация в СССР.

Русская литература не ограничивается пространством России, русской культурой, русским народом. Неоспоримо лишь одно: русская литература – это литература, написанная на русском языке, а круг тем может быть самым широким, включающим, среди прочих, и «этнокультурное пространство». Остановимся подробнее на этом понятии. «Важнейшим содержанием этнокультурного пространства является распределение народов по ландшафтно-климатическим зонам и образование у них в ходе взаимодействия политических, хозяйственных и духовных систем» [1, с. 101]. По словам исследователей этой проблемы В.Л. Бенина и Т.З. Уразметова, на «формирование этнокультурного пространства оказывает влияние культурное взаимодействие на основе заимствований и диалога» [1, с. 29].

Предлагаемая статья посвящена этнокультурной проблематике в творчестве русской писательницы Руфи Александровны Зерновой. Еще одним немаловажным амплуа Зерновой была переводческая деятельность. По происхождению еврейка, русский литератор, переводчик с испанского, Руфь Зернова шутила так: все евреи – полиглоты, по крайней мере, в ее окружении [2, с. 199]. «А мы – переводчицы – были еврейками. Почти все. Букет библейских имен: Юдифь, Эсфирь, Руфь и Лия. Нас это веселило. В Испании Эсфирь стала, конечно, Стеллой (оба имени в переводе на русский означают «звезда»), Юдифь – в просторечии Юлька – стала Хулией, а для итальянцев Джульеттой, Руфь – Ритой. Лия как была Лией, так и осталась» [2, с. 199].

Мифология повседневности (а также «Игорь Михайлович Дьяконов, востоковед, академик, мудрец» [2, с. 199]) объясняет эту способность евреев к языкам тем, что все они грамотны в течение вот уже трех тысяч лет. Рассказчица уточняет: «А я так думаю – генетическая привычка. Иосиф и его братья уже неплохо объяснялись с египтянами в самом начале этой длинной истории» [2, с. 199].

Настоящая фамилия писательницы – Зевина. Псевдоним «Зернова» она получила благодаря службе в Испании во время гражданской войны 1936-1939 гг. «Я и по нынешнее время не знаю, зачем это было нужно, но псевдонимы были у всех – и у начальников, и у переводчиков. Генерал Вечный стал Вековым, мой первый хефе – Якименко – получил геройскую фамилию «Яровой». Валька Столбов уменьшился в размерах и стал Столбиковым. Я избрала для себя фамилию «Зимина». Шпилевский сказал негромко: – Хотелось бы, чтобы две первые буквы совпадали. И так я стала Зерновой» [2, с. 214].

Гражданская война в Испании мало описана в литературе. По моим наблюдениям, Руфь Зернова – первая и единственная, кто поднял эту тему.

«Война проходила между республиканским правительством, поддерживаемым коммунистами, и поднявшими вооруженный мятеж монархическими силами во главе с генералом Франко. Республиканцев поддерживал Советский Союз, а мятежников – Германия и Италия» [6].

Советский Союз направил республиканцам вооружение, технику и добровольцев, в число которых, в качестве переводчика, попала и Руфь Зернова.

Писательница повествует о двух днях жизни на испанской и французской землях в мемуарном рассказе «Два дня в Восточных Пиренеях». Руфь Зернова присутствовала при отступлении республиканцев через границу Франции.

Рассказчица глубоко поражена, напугана тем, как на ее глазах люди становятся эмигрантами. Для нее это осознание даже хуже, чем называться просто беженцем: «Беженец. Нет, хуже – эмигрант. Пепе – эмигрант, и эти женщины тоже эмигрантки... Сделали несколько шагов по шоссе и стали эмигрантками. Потому что обратного пути нет. Ужасно стоять вот так на обочине и видеть, как люди становятся эмигрантами» [2, с. 222]. За плечами граждан – их страна, которая всегда их примет и защитит, а что у них? Они чужаки здесь, а у себя практически изгнанники. Всех объединяло одно выражение лица – недоумение. «Ими управляет сейчас чужая воля. Куда они идут? Полиция, сенегальцы и лязг падающих винтовок, и молчаливые французы вдоль шоссе… А что впереди?» [2, с. 224].

А впереди лагерь для беженцев за проволокой, черный рынок, где мать продаст колечко за несколько франков, чтобы накормить своего ребенка [2: с. 234]. Стервятники черного рынка «всегда чуют поживу там, где голод и слезы. <…> Ах, черт, какое дурацкое бессилие!» [2, с. 234].

Пепе, шофер рассказчицы и ее начальника, который в одно мгновение стал эмигрантом, говорит: «Так вот, для меня кончилась война. И я – самый несчастный человек на свете» [2, с. 235].

Франция их принимает, но не с распростертыми объятиями… С раздражением. Нет им пристанища. Ощущение бессилия, что в Мадриде еще борются, но для них война окончена. «Мы сидим молча, мы не глядим друг на друга, и я слышу, из-за соседнего столика доносится: Мадрид, Мадрид... Кажется мне, или все только об этом и говорят? Потом кто-то скучливо выговаривает по-французски: бессмысленное сопротивление. И я рада, что Пепе не понимает этих оскорбительных слов» [2, с. 248].

Обратно вернуться они не могут, так как там царит фашизм и Франко, хотя и просят, причем со словами: «Родина вас простит».

И хефе (начальник), и Рита (рассказчица, Руфь) возвращаются домой, но с тяжелым сердцем – война проиграна, а сюда, в этот прекрасный город Перпиньян, и в Испанию они, вероятно, больше никогда не вернутся… «И сколько еще таких, чью душу разбудила Испания? Не поздно ли? Нет, не поздно. Ничего не кончилось» [2, с. 249]. Эта историческая травма – опыт. Герои уезжают, но они увозят с собой улыбку сестры милосердия Зоси (от которой будто включаются все осветительные и обогревательные приборы), доверчивую дружбу шофера Пепе, нерешительный жест (республиканский) польского корреспондента. Они стали богаче от новых воспоминаний, но оставляют что-то и здесь… Какую-то часть себя.

Судьбы у всех героев переплетаются навсегда: судьба советского русского, испанца, поляков, советской еврейки. Они связаны навеки, ведь они «два дня жили вместе на этой земле» [2, с. 248].

Если же говорить о последствиях этой войны, то Руфь Зернова тоже об этом пишет. Этой исторической травме посвящен ее рассказ «Бронзовый бык», где главная героиня Люба, «которой не хватало солнца, как рахитичным детям извести», ведет довольно закрытый образ жизни, она несчастна, о ней говорят «неживая какая-то»: «Неужели вам только двадцатый год? Я думала, куда больше! – сказала ей Анна Петровна, кассирша. – Я в девятнадцать лет была до того заводная… Огонь! А вы прямо какая-то спящая красавица» [3, с. 217]. Люба работает в антикварном магазине, куда однажды принесли на продажу бронзовую статуэтку в виде быка. Работу свою она не любит, мечтает поступить в Институт точной механики и оптики. «И тогда ее жизнь сразу переменится, и сама она переменится тоже. Она станет веселой, легкой, проворной…» [3, с. 216].

Расцветает Люба только тогда, когда в магазин заходят иностранцы, и… она, ко всеобщему удивлению, начинает в совершенстве изъясняться с ними на испанском. Оказывается, она наполовину испанка, ее маму еще совсем ребенком привезли из Мадрида в СССР во время эвакуации. Напомним, что в 1937 г. в Советский Союз было эвакуировано около трех тысяч испанских детей [7]. Вдруг у нее появляется возможность заговорить на своем родном языке, в открытую заявить о своем происхождении. Бронзовый бык, который продавался в антикварном магазине, – своего рода привет из Испании, намек на корриду. И купил эту статуэтку тореадор. Люба – одна из тех детей, оказавшихся без родины. Они были бы счастливы вернуться домой, но не могут, пока в их стране главенствует режим Франко.
Не сбылись прогнозы С.Я. Маршака из стихотворения «Пароход из Испании» [4, с. 2 обл.]:

Дети найдут в отдаленном краю
Родину, дружбу, семью.
Да, они нашли приют, кто-то нашел друзей, вырос, получил образование в СССР, но обрели ли все дети Испании дом, новую родину?
Знает он: там, в незнакомой земле,
Ждет его школа и дом.
Школьник на парте и Сталин в Кремле
Думают, верно, о нем.

Вот так «нужно» было писать. Руфь Зернова же писала об этом иначе, как было на самом деле: быть эмигрантом – страшно, а все дети Испании мечтали вернуться на свою истинную родину, но не могли, пока там царил фашизм. Наверное, поэтому моя «героиня» и провела пять лет в лагерях, потому что писала правду и думала так, как нельзя было думать.

О многом было нельзя говорить вслух, поэтому воспоминания об Испании сильно отфильтрованы. Однако этой страной Руфь Зернова действительно восхищалась.

Для большинства граждан СССР выезд за границу был невозможен. Да и познания простых людей о жизни в других странах, например в Испании, были крайне скудны. Вот как описывает Руфь Зернова «этническое взаимодействие» испанцев и русских, а точнее, впечатления своего друга по службе в Испании Карлоса: «Он был в числе тех испанцев-коммунистов, которые эмигрировали в СССР, а не в Мексику. Я получила от него письмо. Помню оттуда фразу, написанную по-русски: «Отчень, отчень трудний». Он работал на Коломенском заводе. И с удивлением рассказывал мне: – Они (рабочие) спрашивают меня: а в Испании есть коровы? Ну, что это такое? Я им говорю: есть, конечно, и коровы, и овцы тоже... Ну как же это можно? Ничего не знают, просто ничего. Не только про Испанию – вообще ничего! Русский пролетариат тридцатых годов поразил его своим невежеством. Он такого не ожидал. Это было первое крушение иллюзий» [2, с. 192].
К 1976 г. у Карлоса иллюзий не осталось совсем. Он все еще жил в Москве. Несмотря на то, что уже начали выпускать испанцев-эмигрантов, Испания его не приняла: один из реэмигрантов назвался именем Карлоса, совершив какое-то преступление, тем самым закрыл дорогу на родину настоящему Карлосу.

Конечно, Карлос стал уже совсем советским гражданином: женился, работает, есть дочь, которая уже замужем, но ощущение бесприютности, оторванности от дома осталось. Однажды, собираясь на Кубу (там Карлос со своей женой прожил около трех лет, это было уже после эмиграции в СССР), для того чтобы поделиться своим испанским опытом, муж наблюдал за женой, собирающей чемодан: «Я посмотрел. И что я вижу? Мыло – много мыла, особенно для стирки. Нитки – белые, черные, катушек двадцать, наверное, иголки, чай – она любила этот, со слоном, так я и сосчитать не мог, сколько пачек... Еще что-то – уже не помню. Я ее спрашиваю: Мария, что это такое? Она отвечает: – Садись, поговорим. Ну, сели мы. Она спрашивает: – Мы едем на Кубу? – Ну конечно, ты ведь знаешь, что на Кубу. – А Куба строит социализм? – Да, конечно, ты же это знаешь. – Так чему же ты удивляешься? Потому я и хочу все это взять с собой» [2, с. 196]. И супруга оказалась права: все пригодилось.

Писательница любуется героями-испанцами, это мы можем наблюдать и в рассказе «Бронзовый бык», где «актриса-испаночка» словно райская птица, и в «Бакалао», и в мемуарных рассказах. Испания пленила Руфь Зернову, открыла для нее новый неизвестный мир: «Что я поняла в Испании? Прежде всего, как люди одних убеждений могут делать одно общее дело. И еще – как ужасна, бесчеловечна война. Даже если она идет не у тебя на родине» [5, с. 21]. Для автора нет «чужой» войны, все проблемы она переживает и описывает как свои собственные. Одна из первых, она так громко рассказала об этой войне, которая почти не отражена в русской литературе.
Так Руфь Зернова расширила границы русской литературы, расширила ее этнокультурное пространство.

Children of spain in Ruth Zernova’s stories

Yu.S. Starkova,
undergraduate 2 courses, The Moscow City Univercity, Moscow

Annotation. The article represents ethno-cultural space of Ruth Zernova’s stories. Analyzing The Spanish Civil War and Spanish children’s evacuation topics. The article presents the analysis of the story characters, historical context and other authors’ reception of this topic.
Keywords: children of Spain, Ruth Zernova, the Spanish Civil War, evacuation in the Soviet Union.


  1. Бенин В.Л., Уразметов Т.З. Мифы и реальность этнокультурного пространства. Уфа: БГПУ, 2010. 118 с.
  2. Зернова Р. Иная Реальность. Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2013. 572 с.
  3. Зернова Р. Немые звонки. Л.: Сов. писатель, 1974. 256 с.
  4. Маршак С.Я. Пароход из Испании // Чиж. 1937. № 8.
  5. Руфь Зернова – четыре жизни: Сборник воспоминаний. М.: Новое литературное обозрение, 2011. 240 с.
  6. Помощь СССР в Гражданской войне в Испании // Новости музеев. URL: http://www.museum.ru/N44791 (дата обращения: 14.03.2019).
  7. Сайт испанского центра в Москве. URL: http://centroespanolmoscu.ru (дата обращения: 14.03.2019).
  1. Benin V.L., Urazmetov T.Z. Mify i real'nost' jetnokul'turnogo prostranstva. Ufa: Izd-vo BGPU, 2010. 118 pages.
  2. Zernova R. Inaja Real'nost'. Novosibirsk: Svin'in i synov'ja, 2013. 572 pages.
  3. Zernova R. Nemye zvonki. L.: Sovetskij pisatel', 1974. 256 pages.
  4. Marshak S.Ja. Parohod iz Ispanii // Chizh. 1937. № 8.
  5. Ruf' Zernova – chetyre zhizni: Sbornik vospominanij. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2011. 240 pages.
  6. Pomoshh' SSSR v Grazhdanskoj vojne v Ispanii // Novosti muzeev. URL: http://www.museum.ru/N44791 (date of the address: 14.03.2019).
  7. Sajt ispanskogo centra v Moskve. URL: http://centroespanolmoscu.ru (date of the address: 14.03.2019).