Аннотация. В статье рассматриваются особенности художественного пространства в драматических произведениях Даниила Хармса. В пьесах «Комедия города Петербурга», «Елизавета Бам», «Николай II…», «Факиров…» выявлены «вечные зоны», а также сжатие и расширение пространства, присутствие открытых и закрытых зон.
Ключевые слова: художественное пространство, драма абсурда, открытое и закрытое пространство, конкретное и абстрактное понятие, образ, драматургия Хармса.
На рубеже XIX-XX веков происходят изменения в структуре драмы: усиливается роль авторского сознания, организующего действие. Драма Даниила Хармса восходит к театру абсурда: «Пьеса Хармса как продукт эпохи, которая ее создала, полностью входит в общий процесс, распространенный в «новом» театре…» [4, с. 327]. Драматические опыты писателя «закреплены» в Декларации ОБЭРИУ, провозглашающей на примере пьесы Хармса «Елизавета Бам» отказ от сюжетности драмы: «Драматургический сюжет пьесы расшатан <…> не встанет перед лицом зрителя как четкая сюжетная фигура, он как бы теплится за спиной действия. Декорация, движение актера, брошенная бутылка, хвост костюма – такие же актеры, как и те, что мотают головами и говорят разные слова и фразы» [3, с. 458]. Отметим, что в драме Хармса практически нет места паратексту, например, ремарки в драме либо отсутствуют вовсе, либо определяют положение героя в пространстве («входя», «уходит», «по сцене пробегает человек», «бежит вокруг» и т.д.), но не дают ему характеристику. В статье «Абсурд как проявление театральной условности» Е.Г. Доценко рассуждает о драме: «…все составляющие пьесы не только конфликтуют друг с другом, но вызывают «несогласие» зрителей, когда слышимое и видимое не складывается в единый образ или систему образов» [4, c. 98]. Сам автор предстает в драме несколько в другом амплуа, видоизменяются ремарки, происходит искажение образов в пьесе, изменяются и другие признаки классической драмы. Одним из таких признаков будет являться художественное пространство, а также связанное с ним художественное время. Условность пространства в драме, частые перемены места и времени действия обнаруживают перед читателем нереальность происходящего или, по крайней мере, вызывают иллюзию того, что действие драмы относится к прошедшему времени. Естественно, в драме абсурда художественное пространство трансформируется.
Вопросы художественного пространства рассматриваются в работах Ю.М. Лотмана [9], Д.С. Лихачева [8], М.М. Бахтина [1]. Специальных исследований, посвященных художественному пространству драмы абсурда, мы не обнаружили. В различных работах о драме обращается внимание на признак единства места действия, но не раскрывается суть этой особенности организации пространства. Во «Введении в литературоведение» под редакцией Л.В. Чернец читаем: «Драма, по сравнению с любой другой литературной формой, умещает большее число событий в меньшем пространстве и времени» [2], что позволяет драме усиливать конфликт. Действительно, во многих драматических произведениях концентрация событий в очерченном автором пространственно-временном континууме достигает необычайной плотности.
При этом в драматических произведениях Даниила Хармса замечаем, что, напротив, «вечные зоны» (локус леса, пространство неба, даже дупла и монастыря) сменяют друг друга в репликах персонажей довольно часто, также ввод героя связан с новым пространством или с его изменением. Так, например, в пьесе «Гвидон» Лиза спешит с матушкой в церковь, показано открытое пространство («далина» – орфографический сдвиг: от слова даль, «скамья налево», выражающая у Хармса обыкновенно открытое пространство улицы, например, в «Елизавете Бам»), с появлением ведьмы и лесного чучела пространство изменяется – действие переносится в лес, дупло, на дорогу, на «мох и чащу хворостин», далее показана комната Гвидона, т.к. герой вводится для совершения подвига через сон, пространство становится закрытым, у каждого героя есть свой топос.
Отметим, что пространство в пьесах подвергается трансформации: сжимается, растягивается, по Ю.М. Лотману, имеет признак открытости или закрытости, ему свойственна дискретность (прерывность). В.Е. Хализиев в работе «Драма как род литературы» отмечает, что «деятели драмы и театра ХХ века стали решительно разукрупнять и дробить сценическое пространство и время» [11, с. 53]. Обратим внимание, что в пьесах «Комедия города Петербурга», «Елизавета Бам», «Гвидон», «Дон-Жуан», «Николай II: я запер дверь», «Факиров: моя душа болит» есть схожие локусы: дома (состоящий из лестницы, окна, двери), улицы (скамья), а также неба, реки, города.
Пространство, по классификации А.Б. Есина, можно разделить на конкретное и абстрактное [5]. В драматических произведениях Даниила Хармса пространство конкретное, активно влияющее на суть изображаемого, становится в произведении художественным образом. Локус дома как замкнутого пространства появляется в пьесе «Елизавета Бам» несколько раз, организуя сюжет. В развязке драмы – героиню арестовывают, она описывает «домик на горе»: «А в домике, который на горе, уже горит огонек. Мыши усиками шевелят, шевелят…» (курсив наш. – К.С.), это пространство связано с совершенным ею убийством, оно становится оппозицией пространству отчего дома в завязке, преследуемая Елизавета Бам со своими преследователями движется как бы по кругу, все повторяется, ведь в этом же доме был убит Петр Николаевич: «Я жил в небольшом домике со скрипучей дверью. Я жил один в этом домике. Кроме меня были лишь одни мыши и тараканы» (курсив наш. – К.С.). Пространство родного дома включает в себя окно, дверь, лестницу (показывающие переходное состояние героини), «домик на горе», связанный со смертью, имеет также дверь и окна (лестницы нет – бежать некуда). Интересно, что трансформация локуса дома происходит путем добавления пространственных характеристик и их изъятия из текста (например, огонек, светящийся в доме при аресте, но отсутствующий при описании дома, где она живет). Отметим, что подобный «домик» встречается также и в «Комедии города Петербурга», когда описывается смерть Марии от рук Обернибесова, в образе которого проявляются дьявольские черты. Так, строки, описывающие жизнь Обернибесова в пространстве на горе: «Щепкин (поет): «Жил разбойник под горою / в тихом домике с окном / люди разные боялись / к той горе детей водить / но лишь только звезды кинут / взоры нежные к ручью / над горой печальный житель / теплит белую свечу» (курсив наш. – К.С.), – а также упоминается «избушка» (в обеих пьесах пространство «домика» имеет такое второе название) в речи Петра, который уже умер, при этом возвращается и объясняет пришествие Марии в город Петербург: «и ты на мостике голодная избушка / не чудо кутаешь в солому средь коней / пройдет ли мимо князь / ну ладно! ты хромаешь / взлетит ли туча быстрая к немому потолку» (курсив наш. – К.С.). Интересно, что данное пространство в обеих пьесах связано с вертикальным топосом – горой, мостом, потолком, которые либо ограничивают действие, либо переводят его на новый уровень взаимосвязей, т.к. в смысловом отношении «вертикаль-горизонталь» выстраивает целый ряд оппозиций: ад-рай, жизнь-смерть и т.д.
Стоит также обратить особое внимание, как сжимается и трансформируется локус дома в пьесах «Факиров: моя душа болит» и «Николай II: я запер дверь», пространство будет закрытым, герои не меняют своего местоположения, но само наименование дома упоминается в пьесах лишь однажды. В пьесе «Факиров: моя душа болит…» мы наблюдаем сужение пространства дома до шкапа, в котором живет студент, воздыхающий по Верочке, в пьесе «Николай II: я запер дверь…» пространство, напротив, расширяется до пространства Земли, России, Петербурга (именно в такой последовательности), а позже опять сужается до двери, окна, форточки, т.е. дома. В свою очередь, из форточки Николай II увидит планеты, солнце, а также как «народ бросает к верху шапки, / И артиллерия гремит / и едет в лентах князь Суворов / и князь Кутузов едет следом, / и Ломоносов громким басом / зовет солдат на поле брани, / и средь кустов бежит пехота, / и едет по полю фельдмаршал». Отметим, что здесь есть оппозиция пространств вертикальных и горизонтальных, также форточка, сужающая, закрывающая пространство, дает возможность взглянуть на прошлое, а также на открытое абстрактное пространство – «поле брани» и небо, по которому он передвигается на орле (также поступает и Гвидон в одноименной пьесе, перемещаясь по воздуху). К горизонтальной направленности стоит отнести пространство ручья, озера, реки и других водных просторов, т. к. по ним герои будут отправляться в другой мир, совершать переход. Так, например, в «Цирке Шардам» и «Комедии города Петербурга» возможно выделить отдельно потоп как пространственную характеристику, сближаемую с феноменом петербургского текста.
Вызывает интерес также организация пространства в неоконченной драме «Дон-Жуан», которая открывается афишей (прием, отсутствующий в других драматических произведениях Хармса). В самой пьесе нет указания на пространство, в котором происходит действие, – разговор духов и мира, а также разговор Инквизитора и Фискала. При этом в афише содержится пространственная характеристика, т.к. персонажами пьесы становятся проплывающие облака, расцветающие цветы, пролетающие журавли, озера и реки, заходящее солнце, соловей в роще, а также член священного трибунала в Севилье, приятель Дон-Жуана из Кадикса. Пространственная характеристика, указанная в афише, является абстрактной, не указывающей на вертикальные и горизонтальные векторы, моделирующие пространство, т.к. принадлежность локусов к вертикальным и горизонтальным направлениям никак не влияет на действие.
Подводя итоги, отметим, что пространство в драме подвижно, подвержено различным трансформациям, т.к. внутри текста в зависимости от влияния места на суть, изображаемое пространство может сужаться и расширяться. Также условно можно подразделить пространство на абстрактное и конкретное, семантика которых определяется спецификой художественного образа. В пьесах Даниила Хармса «Комедия города Петербурга», «Елизавета Бам», «Николай II…», «Факиров…» нами было выявлено конкретное, по терминологии А.Б. Есина, пространство дома, которое в свою очередь преобразуется в открытое пространство (воды, полей, лесов) и закрытое пространство (шкапа, лестниц, и т.д.), а также пространство перехода (окно и дверь).
Transformation of artistic space in the dramatic works of Daniil Harms
Kislykh S.K.,
undergraduate of 1 course of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Smirnova Alfia Islamovna,
Head of the Department of Russian Literature Institute of Humanities of the Moscow City University, Doctor of Philological Sciences, Professor
Annotation. The article considers the features of the artistic space in the dramatic works of Daniil Kharms. In the plays «The Comedy of the City of St. Petersburg», «Elizabeth Bam», «Nicholas II...», «Fakirov...» eternal zones are revealed, as well as the compression and expansion of space, the presence of open and closed zones.
Keywords: artistic space, drama of the absurd, open and closed space, concrete and abstract concept, image, dramaturgy of Harms.
- Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // М.М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики. М.: 1975. С. 237-407.
- Введение в литературоведение: Учеб. пособие / под ред. Л.В. Чернец. М.: Высш. школа, 2004. 680 с.
- Декларация ОБЭРИУ // Ванна Архимеда. Л.: Худож. литер., 1929. С. 453-461.
- Доценко Е.Г. Абсурд как проявление театральной условности // Известия Уральского гос. ун-та. 2004. № 33. С. 97-112.
- Есин А.Б. Время и пространство // Введение в литературоведение: Учеб. пособие / под ред. Л.В. Чернец. М.: Высш. школа, 2004. С. 185-187.
- Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб.: Академический проект, 1995. 327 с.
- Каширина С.В. Роль художественного пространства в постижении литературного текста // Вестник ОГУ. 2006. № 9. (дата обращения: 25.03.2022).
- Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979. 360 с.
- Лотман Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя // Ю.М. Лотман. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн: Александра, 1993. Т. I. С. 413-447.
- Роднянская И.Б. Художественное время и художественное пространство // Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энцикл., 1962-1978. Т. 9. С. 772-780.
- Хализев В.Е. Драма как род литературы (поэтика, генезис, функционирование). М.: Изд-во МГУ, 1986. 260 с.
- Bakhtin M.M. Forms of time and chronotope in the novel. Essays on historical poetics // M.M. Bakhtin. Questions of literature and aesthetics. Moscow: 1975. Page: 237-407.
- Introduction to literary studies: Textbook / edited by L.V. Chernets. Moscow: Higher School, 2004. 680 pages.
- Declaration of OBERIU // Archimedes' Bath. Leningrad: Khud. Liter., 1929. Page: 453-461.
- Dotsenko E.G. Absurdity as a manifestation of theatrical convention // Proceedings of the Ural State University. 2004. № 33. Page: 97-112.
- Yesin A.B. Time and space // Introduction to literary studies: Textbook / edited by L.V. Chernets. Moscow: Higher School, 2004. Page: 185-187.
- Zhakkar Zh.-F. Daniil Kharms and the end of the Russian avant-garde. St. Petersburg: Academic Project, 1995. 327 pages.
- Kashirina S.V. The role of artistic space in the comprehension of literary text // Bulletin of OSU. 2006. № 9. (date of the address: 25.03.2022).
- Likhachev D.S. Poetics of ancient Russian literature. Moscow: Nauka, 1979. 360 pages.
- Lotman Yu.M. The problem of artistic space in Gogol's prose // Yu.M. Lotman. Selected articles: In 3 v. Tallinn: Alexandra, 1993. Vol. I. Page: 413-447.
- Rodnyanskaya I.B. Art time and art space // Brief literary encyclopedia. Moscow: Soviet Encyclopedia, 1962-1978. Vol. 9. Page: 772-780.
- Khalizev V.E. Drama as a kind of literature (poetics, genesis, functioning). Moscow: Publishing House of Moscow State University, 1986. 260 pages.